— Я не могу умереть здесь! — прошептала она, — я должна вернуться домой.

— Я распоряжусь, чтобы тебя препроводили с почестями.

— Нет времени для почестей. Быстрый конь — вот все, что мне нужно. И быстрый всадник, — дар ахнула от приступа боли, — Севрен. Гвардеец, который помог мне. Позови его. Скорее!

Дальнейшие события Дар пережила как сон, перемежающийся с явью. Мгновения ясности чередовались с долгим забытьём. Она очнулась на постели. Люди тихо переговаривались рядом. Она увидела Гирту и Севрена. Потом они растаяли. Потом она увидела склонившегося к ней Зна-ята.

— Мут Маук, атам дава-довак? — спросил он. («Великая мать, что случилось?»)

Дар ответила по-оркски:

— Черный Вашавоки совершил злое колдовство. Пока не говори никому. Я должна вернуться домой и все рассказать верховной матери клана.

— Я отнесу тебя.

— Тва. Конь быстрее тебя, — дар застонала, — оставайся здесь и следи за тем, чтобы была исполнена моя воля.

Зна-ят низко поклонился.

— Повинуюсь, Мут Маук.

Дар попыталась растянуть губы в улыбке, но ее лицо было сковано болью. Все поплыло у нее перед глазами, и она не увидела печали во взоре Зна-ята. Вокруг собрались люди. Он подняли Дар и понесли к конюшне. Кто-то завернул ее в теплый плащ и, приподняв, передал сидевшему на коне всаднику. Дар почувствовала, как он обхватил рукой ее талию.

— Севрен? — прошептала она.

— Да, это я.

— Нужно… скакать… быстро.

— Знаю, — ответил Севрен нежно и взволнованно, — если ничто не задержит нас в дороге, к утру будешь дома.

Дар хотела сказать что-то еще, но мир ускользал от нее. Она даже не заметила, как Всполох помчался галопом.

В комнате, озаренной множеством свечей, юный Крегант III испуганно глядел на огромного орка, сидящего на полу. Королева Гирта гладила волосы принца, стараясь успокоить его. Она заметила, что сын сосет палец — такого за ним давно не замечалось.

— Милый, — проговорила Гирта, стараясь унять дрожь в голосе, — это Ковок-ма. Он — наш друг.

Принц молчал.

— Наверное, я такому малышу кажусь слишком большим, — сказал Ковок-ма.

Королева была напугана не меньше сына. Она уже сожалела о перемирии.

«Неужто эти орки и вправду лучше мага?» — гадала она. Тем не менее ради сына Гирта старалась держаться храбро.

— Мне ты тоже кажешься большим, — призналась она, — я никогда не видела таких, как ты, так близко, — она вспомнила, как где-то слышала о том, что орки способны чуять чужой страх, и решила, что будет благоразумнее сказать об этом честно, — я немного боюсь.

— Даргу тоже испугалась, когда мы впервые встретились, — сказал Ковок-ма, — а потом разозлилась.

— Даргу?

— Она теперь Великая Мать. А тогда она была всего лишь Даргу. Это слово на вашем наречии означает «хорек».

Ковок-ма растянул губы в улыбке.

Гирта не имела понятия о том, что выражает эта гримаса.

— Теперь я понимаю, почему ее прозвали хорьком, — проговорила она, думая, что это прозвище — дурной знак. — Жаль, что я сейчас не могу с ней поговорить.

— Думаю, она часто будет навещать тебя.

— Как она сможет это делать? Сомневаюсь, что она успеет добраться домой, прежде чем…

У Гирты сорвался голос.

— Прежде чем — что? — спросил Ковок-ма.

— Прежде чем яд убьет ее.

— Яд! Какой яд?

Заметив, как растревожился орк, Гирта испугалась еще сильнее.

— Я думала, ты знал, что маг уколол ее отравленной спицей.

— Я могу увидеть эту спицу? — спросил Ковок-ма.

Гирта послала слугу за оружием мага.

— Она ничего не сказала тебе? — спросила она у Ковока.

Ковок-ма покачал головой.

— Даргу всегда прятала свою боль.

Увидев, как сверкают глаза Ковока, королева воскликнула:

— Ты питаешь чувство к ней!

— Хай, она наполняет мое сердце, хотя…

Вернулся слуга и принес оружие мага. Спица торчала из рукоятки. Ковок-ма понюхал ее.

— Я знаю этот яд. Он очень сильный и злой. Теперь я понимаю, почему Даргу так торопилась. Ты видела ее рану?

— Нет, — ответила Гирта.

— У меня маю надежды, но мало — это лучше, чем ничего, — ковок-ма низко поклонился, — прости меня, Великая Мать Вашавоки, но я должен разыскать Даргу.

— Она будет жить?

— Возможно, она проживет достаточно долго.

— Достаточно долго — для чего?

Ковок-ма поднялся. Его мысли были далеко от дворца.

— Возможно. Возможно. Но только если я поспешу.

43

Севрен гнал Всполоха так быстро, как только мог. Хотя он верил, что только скорость может спасти Дар, он понимал, что она будет обречена на гибель, если лошадь захромает. У Севрена был опыт, как выносить раненых из боя, и он скакал вперед, усадив Дар впереди себя. Она сидела, прижавшись щекой к его груди. Но только ее тело было рядом, а ее рассудок блуждал где-то далеко. Она бредила. Чаще она говорила по-оркски. То и дело повторяла: «Фатма», — но что это значило, Севрен не понимал.

Порой Севрен обращался к Дар. Он говорил ей: «Держись» или «Скоро доберемся». Но он молчал о том, что было у него на сердце.

«Как я могу сказать королеве, — думал он, — что я ее люблю? Ведь теперь она настолько выше меня».

Дар стала для него чем-то вроде фермы в горах Аверена — красивой мечтой и еще менее достижимой. Севрен страшился того, что скоро эта мечта умрет. Стоило ему подумать об этом, и он начинал торопить коня.

Севрен никогда не путешествовал по дороге от Тайбена до клана Ят, но этим путем легко было следовать и ночью, даже при том, что дорога была припорошена снегом. Сначала он скакал довольно быстро, несмотря на то что Всполоху приходилось нести двоих. Вскоре он уже добрался до предгорий. Холмы были необыкновенно красивы в свете луны. Снег поблескивал серебром под звездным небом. Этой красоты Дар не видела. Ее глаза были открыты, но она словно глядела на что-то другое. Они и не спала, и не бодрствовала. Севрен тревожился за нее все сильнее.

Чем выше в горы поднимался Всполох, тем глубже становился снег, засыпавший дорогу. Севрен был вынужден пустить коня более медленным шагом. Вскоре Всполох начал по колено увязать в сугробах, и Севрену пришлось спешиться. Сидеть Дар не могла, поэтому он уложил ее поперек седла, как мешок с зерном. Потом он взял поводья и пошел впереди, утаптывая тропу для коня. Получалось очень медленно, и Севрену хотелось надеяться, что сугробы скоро станут не такими глубокими. Они, однако, становились все глубже. Время работало против него, и мороз тоже. Севрен начал опасаться, что Дар умрет по дороге. По его замерзшим щекам потекли слезы. Несмотря на холод и усталость, он шел вперед и останавливался только для того, чтобы проверить, жива ли Дар.

Ночь шла на убыль. Севрен начал отчаиваться. Он уже гораздо дольше сражался с сугробами, чем добирался до них. Несмотря на все его старания, до перевала было еще далеко. Он злился на стихию и уже был недалек от того, чтобы позволить ей победить.

Небо на востоке едва заметно посветлело, когда Севрен заметил на дороге позади какой-то темный силуэт. Похоже, это был пеший путник. Он быстро бежал по дороге и приближался с каждым мгновением. Вскоре Севрен понял, что это орк. Он заволновался и стал гадать, не совершил ли чего-то нехорошего, не оскорбил ли орков тем, что увез Дар. Будь она в добром здравии, она бы все сама объяснила, но Дар сейчас ему помочь не могла. Севрен ждал. По его расчетам, орк должен был скоро догнать его.

Когда орк поравнялся с Севреном, он сказал единственное:

— Иди за мной.

Затем он пошел первым, легко ступая по сугробам. Севрен покорно побрел следом. Какое-то время орк шагал, прокладывая путь для Севрена и коня, а потом указал на нависавший над дорогой скальный козырек. Он расчистил место в снегу, снял Дар с коня, сел и положил ее себе на колени. Севрен смотрел на орка, чувствуя себя лишним. Орк принюхался к дыханию Дар, затем поднял подол ее платья, чтобы осмотреть грудь. Стало видно темное пятно размером с кулак Севрена. В предрассветных сумерках оно напоминало дыру. Орк поднял голову.